Парадоксы психотерапии

Ниже я привожу фрагмент из статьи Магды Денез "Парадоксы в терапевтических отношениях", которую я очень давно начал переводить, но так и не закончил. Она ссылается на парадоксы, сформулированные Джеем Хейли. Эти парадоксы заставляют меня задумываться и искать пути их разрешения в своей практике уже несколько лет. Я думаю, во многом они привели меня к нарративному подходу. А как Вы решаете/работаете с такими парадоксами? Существуют ли они для Вас? В комментариях я позже напишу про свое отношения к этим парадоксам работы.

 

"Давно известно, что "лечение беседой" (я имею в виду не фрейдистские модели) является парадоксальным по своей сути. Вероятно, например, что основным инструментом является не беседа, и что, то, чего мы достигаем, не является излечением. В настоящее время цель психотерапии называют модным словом "изменение". К сожалению, нет единого мнения, в чём состоит изменение, что его вызывает, и когда его более чем достаточно. Так, например, Джей Хейли  говорит: "Причина изменений кроется в том общем, что объединяет все методы лечения - терапевтических парадоксах, проявляющихся в отношениях между психотерапевтом и пациентом." (Haley, 1963). Далее он описывает, по моим подсчётам, шесть таких парадоксов, которые я коротко резюмирую, потому что они восхитительны и реальны и, на мой взгляд, представляют собой основные препятствия в процессе лечения:

1.     Отношения определяются как обязательные (принудительные) в рамках добровольных, в случае частной практики. Так, пациенту сообщают, что он ищет помощи по своему собственному желанию и успех будет зависеть от его сотрудничества, несмотря на возникающие сложности. В этих добровольных рамках существуют условия обязательства: пациент обязан платить, обязан не пропускать встречи, обязан не прекращать произвольно лечение, рекомендованное ему до того, как возникло сопротивление. Обратное также справедливо для обязательного сеттинга в случае принудительной госпитализации при психозе, где в принудительных рамках терапевт продолжает настаивать на том, что пациент хочет получить помощь (лечение), просто он не знает этого. Другими словами, “каким образом бы не определялись изначально рамки отношений, внутри этих рамок отношения определяются обратным образом” (Haley, 1963).

2.    Никогда до конца не ясно, встречается ли терапевт с пациентом по своему собственному выбору, или лишь с целью заработать себе на жизнь. Отношения определяются как одни из наиболее интимных в жизни человека, поэтому пациента поощряют к полному самораскрытию, но в то же время терапевт дает понять, что по окончанию сессии он не заинтересован встречаться с пациентом вне стен кабинета. Интересным выводом из этого является тот факт, что по моим наблюдениям, терапевты скучают по своей работе, но не по своим пациентам. Обычная фраза после хорошего отдыха – “я готов (или даже очень хочу) работать”, а не “Я соскучился по Джо или Джейн”. Последнее замечание вызвало бы подозрение и у того, кто его высказал, и у его слушателей-коллег. Если говорить про себя, то я часто хочу видеть людей, которых я люблю. Как правило, у меня не возникает желания видеть моих пациентов чаще чем мы встречаемся, даже если я думаю, что люблю их, что бы это ни значило в контексте терапии. …

3.    Третий парадокс Хейли связан с вопросом ответственности. Пациенту одновременно сообщают, что он не может себя изменить (ничего с собой сделать), хотя основной предпосылкой психотерапии является тот факт, что он на самом деле может изменить себя. То же самое относится к важным фигурам в жизни пациента. “Его родители виноваты в том, что они плохо обращались с ним, и в то же время они не виноваты, потому что не могли себя изменить” (Haley, 1963).

4.    Терапевт представляет себя как эксперта, но внутри этих рамок он отказывается дать профессиональный совет и перекладывает ответственность за происходящее на пациента. Как пишет Хейли, “Формальный паттерн управления и одновременного отрицания управления типичен для психотерапии. Пациент не может следовать указаниям или отказаться им следовать, когда он сталкивается с двумя сообщениями одновременно. Исходя из этого, методы, которые он использовал для следования указаниям или сопротивления им, лишаются своей силы.”

5.    Пациенту сообщают, что условия лечения и отношения являются особенными и он может выражать себя как ни в одной другой ситуации, поскольку обычные правила здесь неприменимы. Как только пациент верит этому, его упрекают в том, что он не реагирует на терапевта как на живое существо.

И, наконец,

6.    Основным условием терапии является доброжелательность. В рамках такого отношения пациент подвергается принудительным суровым испытаниям, зависящим от вида терапии. Другими словами, поведение пациента последовательно не одобряется до тех пор, пока он спонтанно не “изменится”.

 ...

Я не думаю, что он неточен. Я считаю, что его описание соответствует действительности и в основном это неизбежно. Но для меня этот факт трагичен. Я считаю это примером нашей ограниченности. В противоположность Хейли, я не считаю, что укорененность таких парадоксов способствует изменению. Мне кажется, что это то, от чего мы страдаем, что-то нехорошее. Другими словами, я считаю парадокс не точкой зрения, а онтологической характеристикой экзистенциального состояния человека."